Студенческие годы

На вопрос «Что значил университет в моей жизни?» можно ответить кратко: всё! Он дал образование и профессию, круг друзей на всю жизнь, даже семью – вышла замуж за почти однокурсника (А. Иванов учился курсом позже). Университету отдано более полувека моей жизни – 52 года, от поступления на первый курс в 1955 году до ухода на пенсию в 2009 году (два года работала вне университета – в госархиве).

Поступление на факультет, тогда историко-филологический, не было случайным. Можно сказать, что с факультетом начала знакомиться ещё со школьной скамьи.

Наша школа № 31 находилась прямо напротив университета, её отделял лишь ботанический сад. Историю нам преподавали выпускники факультета Елена Андреевна Оборина, Павел Матвеевич Эпштейн, Евгения Израилевна Гельфанд – преподавали интересно, ярко. А студенты-историки проходили в нашей школе педагогическую практику, ими руководил Василий Андреевич Малыгин.

Нам повезло на талантливых практикантов – это были Феликс Артамонов, Анатолий Савинков, Игорь Капцугович (в будущем – декан нашего факультета, затем ректор пединститута).

И. С. Капцугович

Последний произвел на нас особенно большое впечатление яркостью изложения материала, артистизмом, обаянием. Общение с талантливыми выпускниками факультета обусловило интерес к истории как предмету.

Кроме того, и мой отец Александр Александрович Колчанов увлекался историей, рассказывал мне об её изучении в областной партийной школе (там получали политическое образование партийные активисты), где преподавали также некоторые университетские работники. Он был прилежным слушателем, показывал мне свои конспекты, я долго хранила том «История ВКП(б). Краткий курс» с его пометами и подчеркиваниями, затем подарила его своему коллеге Л. А. Обухову для музея «Пермь-36». Его однокурсником был Иван Александрович Кондауров, Герой Советского Союза, ставший впоследствии кандидатом исторических наук, преподавателем кафедры истории КПСС.

В итоге, когда после окончания школы настал момент выбора факультета, я и ещё двое девочек (Вера Василенко и Роза Крафт) подали заявления на историко-филологический. Мне потом передали, что наша классная руководительница Мария Ивановна Гундарова, «физичка», была этим крайне поражена, так как полагала, что я выберу физфак – я очень неплохо занималась по физике и, видимо, подавала в этом плане определённые надежды. Наверное, она была права в том, что я не абсолютный гуманитарий, мне это приходилось ощущать не раз.

Всего же в год окончания школы в вузы из нашего класса поступили 7 человек: Эмилия Полукарова – на химфак, продолжать династию химиков, Алевтина Абалмасова выбрала филологию, Маргарита Гремячкина – географический, а Нэля Мялицина и Нина Шаврина пошли в мединститут. Последние были моими ближайшими подругами.

Наш курс историков состоял из двух групп. Группа «А» была из набора в университет, группа «Б» была переведена из пединститута, где в этот год истфак закрыли. Мы стали зваться «ашниками» (и до сих пор так называемся!), а те – «бэшниками».

К нам пришли и преподаватели пединститута – историки: Клара Ивановна Ларькина, Василий Трофимович Сиротенко, Анна Захаровна Нюркаева и другие. Вместе с филологами наш факультет стал вполне солидным подразделением университета. На историческом отделении было две кафедры – отечественной истории (тогда она называлась кафедрой истории СССР) под руководством Фёдора Семёновича Горового и всеобщей истории во главе с Львом Ефимовичем Кертманом.

На демонстрации 1 мая. В центре – Л. Е. Кертман,
слева от него – В. Т. Сиротенко, справа – К. И. Ларькина.
На заднем плане – студенты-историки.

Деканом был Пётр Дмитриевич Пачгин, преподаватель кафедры истории КПСС.

Пётр Дмитриевич Пачгин.

Вскоре его сменил Константин Семёнович Маханёк, доцент кафедры истории СССР.

Константин Семёнович Маханёк.

Он запомнился очень доброжелательным, мягким человеком, по-отечески относившимся к студентам.

Важным фактором формирования коллектива на курсе были поездки на сельхозработы в колхозы. Это стало неотъемлемой традицией студенческой жизни – по велению тогдашней власти. Как правило, учебный год начинался 1 сентября на колхозных полях.

Свой первый «колхоз» мы помним до сих пор с самыми добрыми чувствами. Сопроводителем нашей группы был недавний выпускник факультета Владислав Владимирович Мухин, работавший тогда редактором университетской многотиражки.

В. В. Мухин

Направили нас в село Голдыри Кишертского района на уборку картофеля. Поселили на втором этаже сельской школы – небольшого деревянного здания. Спали на полу, на набитых соломой матрасах и наволочках. Еду готовили сами, дежуря по очереди. Самой толковой стряпухой среди девочек оказалась Валя Рыкова. У мальчишек фактическим помощником В. В. Мухина стал Вася Бородулин, так как он был деревенским парнем с опытом сельской жизни.

Помним, как Вася с парнями зарезал выданного колхозом нам на пропитание за нашу работу телёнка. Мы, городские девчонки, восприняли это как ужасающую жестокость, осуждали Васю, но мясо ели с удовольствием. Работали в поле, выбирая картошку с земли после того, как её вырывал трактор со специальной копалкой.

В хорошую погоду такая работа не бала тяжелой, у нас оставалось сил погулять вечером по деревне, посидеть у костра с песнями под гитару (играла Вера Василенко, пыталась и я). Слушали рассказы В. В. Мухина о факультете, преподавателях, с которыми предстояло познакомиться. Узнавали друг друга, формировались симпатии, антипатий вроде бы не было. Домой приехали немного повзрослевшие, получившие физическую закалку и сдружившиеся, готовые с энтузиазмом «грызть гранит науки».

Нам определили куратора – наставника для руководства нашей учебной и общественной деятельностью. Это был светлой памяти Юрий Максимович Рекка, тогда молодой, очень обаятельный и эрудированный мужчина. Девочки сразу в него влюбились. Он интересно читал курс истории Древнего мира, у него же мы писали свои первые курсовые работы. Но тему своей работы я не помню, что-то из истории культуры.

Отечественную историю нам читал Соломон Маркович Томсинский, он же вел семинары. Очень запомнилось обстоятельное изучение «Русской Правды», отдельные статьи её знали наизусть долгое время. Соломон Маркович любил комментировать наши фамилии и имена, часто в шутливой форме. Так, ему очень нравилась своей звучностью и солидностью фамилия Феди Эйсфельда, Свету Кузнецову (теперь – С. Н. Дементьева) неизменно называл Серафимой.

В. А. Оборин

Владимир Антонович Оборин влюбил нас в археологию, многие, особенно парни, буквально заболели ею и стали опытными археологами – Владимир Королёв, Геннадий Шокшуев, Юрий Кутаков и другие. С огромным удовольствием ездили на археологическую практику – увлекала романтика полевой поисковой работы, палаточно-кочевой быт, неформальное общение с преподавателями, археологоческими «зубрами» истории Древнего мира В. А. Обориным, В. П. Денисовым, А. Д. Вечтомовым, «мэнээсами» (младшими научными сотрудниками) И. С. Поносовой, Т. А. Фёдоровой и др., и сам процесс нахождения интереснейших артефактов. Жарились под солнцем на раскопах, обучались азам археологической работы.

Владимир Антонович рассказывал много интересного об истории факультета, преподавателях-основателях, известных археологах, в том числе о Отто Николаевиче Бадере, а также о прочитанных книгах, фильмах, классической музыке и многом другом.

Это были просветительские беседы, в которых в ненавязчивой форме мы знакомились с культурными ценностями, научными достижениями, интересными людьми. Для нас это было очень ценно – восполнялось то, чего недодала школа, семья, особенно для ребят из районов. Таким же культтрегером для нас был и Ю. М. Рекка, наша «классная дама». Через свой предмет, а также собственный опыт и мировосприятие он приобщал нас к высокой культуре. С подачи Юрия Максимовича мы стали посещать симфонические концерты, спектакли, и это для многих стало жизненной необходимостью.

Юрий Максимович Рекка.

Конечно, наше студенческое сообщество не было однородным, особенно вначале. Имело место деление на городских («домашних») и общежитских. Делились примерно поровну. Жившие в общежитии скорее сблизились, становились более самостоятельными, быстрее взрослели. У них сформировался свой особый образ существования – тесного общения, взаимопомощи, общего досуга. Конечно, большинство из них испытывали значительные материальные трудности. Домашние девочки были в некоторой степени «маменькиными дочками», прилежными ученицами (в нашей группе «А» было 11 медалистов), менее общительными. Постепенно сблизились – по интересам, симпатиям, месту жительства.

Так, я, Вера Василенко, Тамара Круглова жили в железнодорожном посёлке; с Верой, кроме того, мы учились в одной школе.

Перед семинаром. В I ряду слева направо:
Т. А. Круглова, В. Д. Василенко, М. А. Колчанова,
Н. Ф. Ушкевич, В. Т. Бородулин.
Во II ряду: в центре С. Н. Кузнецова (впоследствии – С. Н. Дементьева).

В нашей главной и любимой 311-й аудитории мы сидели рядом в последнем ряду – «на Камчатке», как говорили в школе. (Теперь в этой аудитории находится кафедра отечественной истории). Впереди нас сидели Люся Коротаева, Нина Ушкевич, Зина Кутепова. Группа «Б» размещалась на первых рядах. Там же сидели наши юноши, коих было немного – 10 человек. Старшего из них, вполне взрослого Владимира Сороку, назначили старостой. Был ещё один «взрослый» (по сравнению с нами, девчонками) – Алексей Глобаш, шахтёр из Кизела, удивлявший нас особым прилежанием к наукам, законспектировавшим, по его словам, все сочинения К. Маркса. Старше нас был и Фёдор Эйсфельд, также пришедший на студенческую скамью уже поработавшим человеком. Надо сказать, что эти наши старшие товарищи относились к нам, вчерашним школьницам, по-доброму покровительственно и вполне уважительно. В целом сформировался очень симпатичный, дружный коллектив и оставался таковым все 5 лет.

Первокурсницы 1 мая 1956 г. Слева направо:
Л. В. Коротаева, В. Д. Василенко, М. А. Колчанова, В. Н. Пачгина, Т. А. Круглова.

Старостой после В. Сороки стала Тамара Круглова, она выполняла эту свою роль столь ответственно и вместе с тем неформально, что мы даже после окончания университета продолжали считать её старостой уже в нашей взрослой жизни.

Студенческая жизнь была яркой, насыщенной. Складывались взаимоотношения, шло взросление, определялись ценностные установки. Главным делом, конечно, была учёба. С большим интересом и даже волнением воспринимали новые предметы, ведущих их преподавателей. Многие из них были яркими личностями, талантливыми наставниками, повлиявшими на наше становление. Мы были влюблены в молодых преподавателей-мужчин: Ю. М. Рекку, В. А. Оборина (он нам казался похожим на молодого В. И. Ленина на фото из учебников истории), А. Н. Фадеева, который читал курс истории КПСС, как нам казалось, неформально, интересно.

Импонировала их эрудиция, контактность, доступность изложения материала. У А. З. Нюркаевой (а она тогда тоже была молодой, читала историю славян) нравилась чёткая логика, обширность знания предмета, а также то, что она – женщина, ставшая вровень с лидерами-мужчинами. Позже познакомились с Кларой Ивановной Ларькиной (курс новой истории) и оценили её как знающего преподавателя и лёгкого в общении человека, в том числе со студентами.

Клара Ивановна Ларькина.

Нам, девочкам, нравились её так понятные нам чисто женские свойства – поговорить о жизни, о моде и т. п. Запомнился случай, когда Клара Ивановна на лекции с восторгом рассказала нам о просмотренном ею только что вышедшем на экраны фильме «Идиот» по Ф. М. Достоевскому. Эмоциональность, жизнелюбие были ей свойственны. И это несмотря на то, что, как мы узнали позже, Клара Ивановна была репрессирована как этническая немка и отбыла срок лагерного заключения. Позже узнали и её мужа, Степана Акимовича Ларькина, старого партийца, который в то время был заведующим архивом обкома КПСС и очень уважаемым в Перми человеком. Мы узнали его, занимаясь в архиве своими студенческими исследованиями. Клара Ивановна была для нас, девочек, образцом женщины: всегда современно и со вкусом одетой и причесанной, с манерами и осанкой достойной дамы. Это имело определенное воспитательное значение – обучало вкусу, стилю поведения.

На старших курсах мы имели счастье (именно!) узнать Льва Ефимовича Кертмана, читавшего курс новейшей зарубежной истории. Не помню первые впечатления, но в дальнейшем становилось ясно, насколько это яркий и незаурядный человек и, конечно, блестящий преподаватель.

Лев Ефимович Кертман.
Художественное фото Любима Холмогорова к 50-летию учёного.
«Пермский университет», № 33 (587). 17 октября 1967.

Лекции он читал в свободной манере, как бы рассуждая вслух, делясь со слушателями развиваемой мыслью. Его своеобразная манера говорить, мягкость интонации буквально завораживали. Пропустить лекцию Льва Ефимовича было большим упущением. Жаль, не сохранила конспектов его глубоких лекций! На семинарах Лев Ефимович учил размышлять, рассматривать спорные точки зрения, доказательно аргументировать. Позже, уже работая преподавателем, я узнала Льва Ефимовича как мудрого наставника его молодых коллег. На кафедре новой и новейшей истории под его руководством сформировался прекрасный коллектив учёных-интеллектуалов, по своему научному потенциалу шедший вровень с современной наукой. Я по-хорошему завидовала своим сокурсникам, ставшим учениками и коллегами Л. Е. Кертмана – Н. Ф. Ушкевич, Г. М. Алпатовой, С. Н. Кузнецовой (Дементьевой). Общение с Львом Ефимовичем, даже не столь длительное, как у них, обогащало. Он был прекрасным собеседником, умевшим внимательно слушать, не подавляя своим несомненным интеллектуальным превосходством, казалось, на равных делясь суждениями. После общения с ним ощущалась потребность в самосовершенствовании, обретении новых знаний и эмоций.

Преподаватели истфака.

Из преподавателей кафедры всеобщей истории нельзя не упомянуть Василия Андреевича Малыгина, глубочайшего знатока истории стран Востока, Василия Трофимовича Сиротенко, читавшего курс истории Средних веков, можно сказать, даже художественно, со множеством интереснейших фактов, исторических анекдотов, цитированием разных авторов; послушать его лекции приходили даже студенты других специальностей. Он увлек меня ранним Средневековьем, и я на втором курсе писала под его руководством курсовую работу по трудам римского историка Аммиана Марцеллина, переводя этого автора с латыни с помощью замечательного Василия Фёдоровича Глушкова, старейшего преподавателя университета, работавшего в нём с момента основания, в прошлом профессора римского права. Конечно, знания латыни мне это не прибавило, но с источником познакомилась, и Василий Трофимович моё исследование похвалил. К сожалению, на этом моё погружение в средневековье закончилось.

Грызу гранит науки.

На кафедре отечественной истории («Истории СССР») в глубины прошлого своей страны нас погружали С. М. Томсинский, Ф. С. Горовой, М. И. Черныш, Я. Б. Рабинович. Все запомнились какими-то своими особыми манерами чтения лекций и проведения семинаров. Так, Я. Б. Рабинович создавал на семинарах игровые ситуации, предлагая те или иные роли исторических деятелей, общественных групп и т. п. М. И. Черныш прибегал к изобразительным средствам, наглядности, сравнительным приёмам. Запомнились новизной материала и интересной его подачей лекции по истории Урала в курсе В. В. Мухина и И. С. Капцуговича. Все преподаватели, каждый по-своему, формировали интерес к своим предметам, побуждали к обретению новых знаний. Большинство из нас учились с увлечением, но, конечно, с разной степенью успехов.

Развитию интереса к специальности способствовали научные кружки. Многие, особенно юноши, сильно увлеклись археологией, буквально жили в археологическом кабинете, часто ездили в экспедиции. Видимо, в среде археологов родился один из вариантов гимна историков, очень нам нравившийся. Могу привести частично его текст, который, наверное, не известен современным нашим археологам:

Кто бывал в экспедиции,

Тот поёт этот гимн

И его по традиции

Называет своим,

Потому что мы народ бродячий,

Потому что нам нельзя иначе,

Потому что нам нельзя без песен,

Потому что мир без песен тесен.

Вот сдадим все экзамены,

И с души упадёт

Век железный, век каменный

И по « бронзе» зачёт,

И тогда открыты все дороги,

По которым проходили ноги,

Лошадиные и человечьи.

До свидания, до новой встречи!

Я, Люся Коротаева и Тамара Круглова посещали кружок на кафедре истории КПСС, которым руководил Фадеев Анатолий Николаевич. Нам была предложена интересная для тогдашних студентов-комсомольцев тема – история комсомольских организаций Прикамья. Ею мы занимались длительное время, вплоть до написания дипломных работ. Я выполнила работу на тему «Комсомольская организация Пермского округа в первые годы индустриализации (1926–1929 гг.)». Для разработки этой проблематики нам было необходимо работать с архивными документами, и в архиве обкома КПСС мы получили первые навыки и определенный опыт в этой области. Очень признательны за это Надежде Алексеевне Аликиной, научному сотруднику архива, взявшей нас под свою опеку. Занимались также и в областном архиве (ГАПО). Увлечение архивными исследованиями помогло мне после окончания университета стать сотрудником ГАПО (1960–1962 гг.) и в дальнейшем заниматься публикаторской работой вместе с пермскими архивистами.

Годы учёбы в университете – самые светлые и счастливые в жизни. Как, вероятно, и у многих, бывших когда-то студентами. Мы не только учились, у нас доставало времени и на иное – общественную работу, спорт, художественную самодеятельность, разнообразный досуг. У нас было естественное молодёжное общение – новые знакомства, танцевальные вечера, посещение кино, театра. Влюблялись, даже женились, хотя тогда это было редко – в нашей группе только три девушки вышли замуж. Детей не заводили. Правда, своего мужа я обрела на факультете, А. Иванов учился на младшем курсе, но поженились мы уже после окончания университета.

Нам выпало вступать во взрослую жизнь во время больших общественных перемен. В первый наш студенческий год состоялся ХХ съезд партии (февраль 1956 г.). Нет нужды говорить о его значении в истории страны, это известно. На нас, пришедших со школьной скамьи воспитанными в духе непоколебимой веры в партию, в Сталина, решения съезда о культе его личности произвели шоковое впечатление. Трудно было воспринять всю критику в адрес Сталина, мысли о допущенных руководством страны «ошибках и перегибах», как тогда говорилось. Осмысливая всё это, учились анализировать и переваривать новую информацию.

Возникло множество «трудных» вопросов – о причинах и последствиях вскрытых явлений и фактов. Вопросы эти обсуждали между собой и задавали преподавателям. Так на нашем курсе возникло «дело Эйсфельда». На семинаре по истории КПСС (был тогда такой предмет, его вёл у нас А. Н. Фадеев) наши сокурсники Фёдор Эйсфельд и Валерий Баранов выступили с тезисом о том, что культ личности был порождён советской политической системой – однопартийной. На занятии присутствовали преподаватели кафедры истории КПСС (оно было открытым), они не могли оставить такие высказывания без внимания. Подобные и иные крамольные мысли в то время высказывали и другие студенты – в общежитии, на комсомольских собраниях, в частных беседах. Это описано в книге О. Лейбовича «В городе М» (Пермь, 2005).

Выступление Эйсфельда и Баранова партийными, а за ними вслед и комсомольскими органами было квалифицировано как антисоветское, встал вопрос об их исключении из комсомола и университета. Нас, свидетелей и, можно сказать, участников этого политического дела индивидуально допрашивали в парткоме о том, что и как высказывались или что-либо делали провинившиеся. Но мы не считали наших товарищей антисоветчиками и отщепенцами, не отреклись от них. На комсомольском собрании мы проголосовали против исключения Ф. Эйсфельда из комсомола, что, однако, ему не помогло. Он был исключен решением районного комитета комсомола, В. Баранов получил строгий выговор. Ф. Эйсфельд был исключен из университета. Взыскания получили и некоторые преподаватели, тесно общавшиеся со студентами – С. И. Сметанин, Ф. Л. Скитова, А. Н. Фадеев, В. В. Мухин – за «политическую близорукость и беспринципность» в отношении недозволенных высказываний студентов. Вся эта история длилась с весны 1956 г. и весь 1957 г. Позднее за политически вредные разговоры со студентами пострадал замечательный преподаватель и хороший человек В. Н. Устюгов (был исключен из партии и отстранён от преподавания), с которым позднее мне доведётся работать на нашей кафедре немало лет.

Так было пресечено начавшееся «вольнодумство» – попытки самостоятельного осмысливания заявленных на ХХ съезде партии фактов советской истории и наивной веры в возможность свободомыслия и политического обновления. Стало ясно, что нельзя заходить за черту дозволенного официальной идеологией предела критики действий власти. Тем не менее, остановить процесс осмысливания было невозможно. Вопросы остались, и мы искали на них ответы. Мы не стали диссидентами – «замораживание» «оттепели» сказалось на наших неокрепших умах. Но дух сомнения в непогрешимости политических постулатов и ожидание обновления сделали в более поздние времена свое дело. Этот же дух сомнения и стремление анализировать факты истории и действительности, делать самостоятельные выводы помогли в профессиональном становлении. (Стоит заметить, что позднее Ф. Эйсфельд закончил вуз, стал преподавать, защитил кандидатскую диссертацию, но всё это было уже не в Перми).

Замороженная в политической сфере «оттепель» ушла в литературу, искусство, ибо творческую мысль сложнее остановить. И мы жадно погружались во всё новое, что в то время создавалось в сфере культуры. Запоем читали «оттепельную» литературу (В. Аксёнова, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, В. Некрасова и других, зарубежных авторов – Э. М. Ремарка, Э. Хемингуэя), допоздна засиживаясь в читальном зале «горьковки» (областной библиотеки имени М. Горького), занимая очередь на «толстые» журналы – «Новый мир», «Юность», «Иностранную литературу» и прочие. Обсуждали прочитанное, много спорили. Это было время напряжённой интеллектуальной жизни. Развивался художественный вкус, формировалось мировоззрение.

Все мы были комсомольцами, многие – весьма активными. Так, Люся Коротаева была секретарём факультетского комсомольского бюро, я какое-то время участвовала в редколлегии факультетской стенгазеты, избиралась комсоргом группы. Комсомольская активность выражалась в политическом просвещении, чтении лекций для населения, художественной самодеятельности, шефской работе (например, в школе), а главное – в реализации решений высших партийных и комсомольских органов по разным направлениям жизни страны.

Л. Байбакова (справа) со своей подругой Н. Авериной.
Студенческая конференция, 3 курс. 1956–1957.

Особое значение в этом плане имело наше участие в освоении целинных земель. Это была инициатива комсомола, конечно, подсказанная партийным руководством. Освоение целины началось с 1954 года и продолжалось до середины 1960-х годов. В нём приняли участие до 1,7 млн. человек. Молодежь с большим энтузиазмом, вполне искренне откликнулась на призыв помочь стране в решении актуальной в то время задачи – решить зерновую проблему для обеспечения высокого жизненного уровня населения и обороны страны.

Мы на целину поехали летом 1957 года в ответ на обращение ЦК ВЛКСМ (от 14 июня 1957 года) о мобилизации 270–300 тыс. человек на уборку целинного урожая. Наш университет направил 650 человек. Отправлялись по путёвкам, выдаваемым по нашим заявлениям комитетом комсомола. Ехали абсолютно добровольно и с большим энтузиазмом – соединились воедино патриотический порыв и юношеская романтика. Нас направили в Казахстан, совхоз «Барсукбайский» Кокчетавской области. Прибыли 29 июля и работали там до конца сентября. В нашей бригаде было 15 девушек и один «добрый молодец» – Василий Бородулин. Выполняли разную работу – в поле на тракторах или комбайнах (подсобными рабочими), на току – перегребали лопатами зерно для просушки, даже грузчиками – разгружали машины с зерном. Рабочий день не ограничивался – страда! – доходил до 12 часов, работали и ночью. Для нас, городских девчонок, это был тяжёлый физический труд, с мозолями на руках, иногда и со слезами. Некомфортными были и бытовые условия – жили в солдатских палатках, сами варили пищу. Но не жаловались и успешно работали, выполняли установленные в совхозе нормы. Помогали взаимная поддержка, навыки полевой жизни в экспедициях и на колхозных полях, а главное, – осознание важности и нужности выполняемого дела. Были и радостные моменты. Успевали любоваться красотой бескрайней степи, растущими хлебами, удивительно красочным небом. Иногда смотрели кино – нас возили на центральную усадьбу. Знакомились с местными людьми.

За работу мы впервые в жизни получили оплату – деньги и квитанции на муку, чему удивили и обрадовали родных. По приезде домой я получила на местном элеваторе целый мешок белой муки. И, конечно, было большое моральное удовлетворение – благодарности, значки за освоение целины. Обрели и некоторые полезные социальные наблюдения. Декларируемая «дружба народов» на том местном уровне оказалась правдой – нас очень приветливо встретили тамошние люди – казахи, как руководители, так и простые землеробы. Относились по-отечески, создавали максимально возможные бытовые условия, угощали, хорошо оплатили наш труд. Работавшие в совхозе другие, приехавшие на уборку, а среди них были всякие, в том числе прошедшие «огонь и воду» мужчины, нас не обижали, а ведь мы жили одни, без всякой охраны и надзора, буквально «в чистом поле».

Наша яркая, хоть и короткая, целинная эпопея запомнилась на всю жизнь. Мы были малой частью большой армии целинников. Кроме Казахстана, в 1957 году на уборку целинного урожая на Алтай из Прикамья было направлено 2 тыс. студентов, в том числе от университета – ещё 800 человек. И в последующие годы поездки на целину продолжались, но нас больше не привлекали. Уже в начале нового века мне довелось принять участие в документальном издании «Пермские целинники. 1954–1964 гг.» (Пермь, 2009), посвященном 55-летию начала целинной эпопеи, в котором опубликованы документы и воспоминания об участии наших земляков в освоении целины на протяжении целого десятилетия, в том числе и о нас, студентах-историках.

Студенческую жизнь разнообразили практики – археологическая, педагогическая, архивная. На раскопки ездили почти каждое лето, уже помимо плановой практики, «из любви к искусству». Настоящими археологами стали лишь единицы (об этом уже писала), но совместная поисковая работа, общий интересный досуг, непосредственный контакт с преподавателями были важны, так как учили неформальному общению, сплачивали, укрепляли взаимопонимание и дружбу.

Археологи в строю.

В некоторых аспектах экспедиции были школой жизни – там мы учились коммуникабельности, умению преодолевать производственные и бытовые трудности, обретали житейские навыки. Помню, как однажды мне пришлось организовать выпечку в деревенской русской печи пирогов и шанег, не имея в этом никакого опыта. И ведь получилось! В. А. Оборину очень понравилось! Учились находить контакт с местным населением, наблюдать и ценить нашу уральскую природу.

На педагогической практике мы решали для себя вопрос – можешь ли работать с детьми, стать хорошим учителем, или школа тебе противопоказана? Тут выявлялись способности, неизвестные ранее тебе самому. Педпрактики у нас было две – на 4-м и на 5-м курсах. Старались увлечь детей яркими рассказами, интересными внеклассными мероприятиями. Мне больше запомнилась практика в школе № 17. Старшеклассники устраивали нам проверки на стойкость, выдержку, умение с ними справиться. Однажды на моём уроке мальчики «заболели», якобы потому не выучили уроки. Пришлось самой искать выход из ситуации. Очень помог своим примером блистательного и умного педагога О. П. Малис, работавший тогда в этой школе. Это было первое знакомство с ним. Потом Олег Петрович долгие годы работал на нашем факультете, преподавал историю стран Востока (знал китайский язык!) и был заместителем декана.

Познакомились и со школой рабочей молодёжи, (они сокращённо назывались ШРМ), в них получали среднее образование взрослые люди, работавшие на производстве. Мы попали в весьма неблагоустроенную школу, в здании барачного типа, с печным отоплением. Учащиеся там занимались либо утром, если работали во вторую смену, либо вечером – работавшие в первую смену. Уроков там мы не давали, эта практика была ознакомительная (пассивная). Убогое школьное помещение говорило о месте, которое ШРМ занимали в системе образования. Знакомство же с такой школой было нужно, так как после получения диплома не исключалась возможность стать учителем вечерней школы. В частности, в ШРМ начала свою преподавательскую деятельность Л. В. Коротаева, впоследствии преподаватель кафедры истории КПСС.

Интересной и очень полезной была исследовательская практика (она именовалась «производственной»), в ходе которой мы набирали материал для выполнения дипломных работ в архивах и библиотеках. Особенно важной была такая практика в столичных учреждениях – в Москве, Ленинграде, в уральской «столице» –_Свердловске (теперешний Екатеринбург). Занимались в центральных государственных архивах, в архиве ЦК ВЛКСМ, в исторической библиотеке и «Ленинке» – главной библиотеке страны, носившей имя В. И. Ленина.

Вечерами знакомились с достопримечательностями городов, ходили в знаменитые музеи и театры, тогда даже в Большой театр студентам было можно купить билеты. Как-то купили билеты на «Лебединое озеро», но опоздали к началу (по Москве ещё не научились быстро передвигаться), и это было большое горе – давался премьерный спектакль для начинающей талантливой балерины Екатерины Максимовой, в будущем – мировой знаменитости. Но некоторые из нас тогда успели попасть на балет и тем были счастливы.

Жили мы в студенческих общежитиях главных вузов страны – в МГУ, в том числе в высотном здании на Ленинских (ранее и после – Воробьёвых) горах, в МАИ (авиационном институте) и других. Все эти удовольствия оплачивались университетом – проезд, «суточные» (на питание), проживание в общежитии. В сумме со стипендией, при строгой экономии, нам этого доставало на культурные программы. Они же, вкупе с практикой в архивах и библиотеках, чрезвычайно способствовали нашему профессиональному и общекультурному образованию, за что мы были очень признательны тогдашней системе подготовки специалистов-гуманитариев.

Дипломные работы выполняли, обогащенные набранным материалом и полученными за 5 лет обучения знаниями. Руководителем моей дипломной работы стал проф. Ф. С. Горовой, заведующий кафедрой истории СССР, а с 1961 года ставший ректором университета. Уже не помню, по какой причине я попала под его руку, перейдя от А. Н. Фадеева. Ф. С. Горовой не был специалистом по историко-партийной проблематике, тем не менее опыт значительного учёного и преподавателя сыграл свою роль в выполнении мною дипломной работы. Имела значение и предыдущая работа под руководством А. Н. Фадеева. Тема «Комсомольская организация Пермского округа в первые годы индустриализации (1926–1929)» привлекла меня тем, что в те годы в комсомоле, как и в партии, проходили острые политические дискуссии, по сути определялась расстановка сил в партии, шла борьба за молодёжь, и меня интересовала её позиция. Интерес к сложным политическим ситуациям я сохранила и в дальнейшем, став самостоятельным исследователем.

Студенческая жизнь закончилась обязательным распределением по местам работы. Многие были направлены в школы, посвятив учительской деятельности кто всю жизнь, кто – многие годы. Из нашей группы это Зина (Зинаида Михайловна) Галактионова, Лара (Лариса Викторовна) Пескова, Роза (Розалия Львовна) Крафт, Лиля (Ангелина Леонидовна) Кузнецова, Валентина Рыкова, Татьяна Минчакова, в школе также работали Валерий Баранов, Вася (Василий Григорьевич) Бородулин, Володя (Владимир Борисович) Королёв, ставшие супругами на 5 курсе Геша (Геннадий Алексеевич) и Ляля (Лариса Григорьевна) Шокшуевы и другие.

Люся Коротаева стала комсомольским работником – ей на практике довелось включиться в реальную комсомольскую деятельность. Тамара Круглова и Вера Василенко поехали работать на Алтай – первая в краеведческий музей, вторая в сельскую школу. Я по распределению пришла на работу в областной архив на должность научного сотрудника – в этом мне помог уже имевшийся некоторый опыт архивной практики и увлечение этим занятием в годы учёбы. Архивистами потом стали Люся (Людмила Викторовна) Коротаева, Лариса Шокшуева, получившая в 2003 г. первой в Пермской области Знак заслуженного архивиста. Кто-то отправился в «свободное плавание» (без распределения).

Но для всех студенческие годы остались самыми яркими и счастливыми в жизни. Таково свойство юности, а также и та атмосфера, которая существовала в нашей Alma mater – Пермском классическом университете. Хочется надеяться, что наш курс в её поддержание внес свою скромную долю. Жизнь разметала нас по разным дорогам, но дружеские связи и взаимопонимание мы сохранили на долгие годы. С уехавшими из Перми вели переписку, кто жил близко – временами встречались. Основной же наш костяк, из оставшихся в городе, сохранил тесную дружбу на долгие годы, вплоть до сего дня, деля вместе радости и горести, поддерживая друг друга. Это Г. М. Алпатова, В. Д. Василенко, С. Н. Дементьева (в студенчестве Кузнецова), Л. В. Коротаева, Л. Г. Шокшуева, З. Л. Гальцева (в студенчестве Кутепова), В. Н. Стахеева (в студенчестве Пачгина), автор сих строк (в студенчестве М. А. Колчанова), Т. А. Круглова (к нашей глубокой скорби, ушедшая в 2014 г. вместе с мужем Н. И. Кругловым в мир иной. Не стало и Нины Фёдоровны Ушкевич). По-братски близок к нам живущий в г. Чайковский В. Г. Бородулин, а также В. Б. Королёв, живущий в Туле (звоним, переписываемся).

В июне 2010 г. мы собрались в стенах нашего университета отметить 50 лет с момента его окончания (1960 год). Нас встретил и рассказал о теперешнем университете наш декан И. К. Кирьянов. Со всего курса, вместе с группой «Б», и вместе с мужьями-жёнами некоторых из нас, встретились 18 человек. Это немного, но ведь встреча состоялась через полвека! Да, «иных уж нет, а те далече». Кто-то не смог приехать, кого-то потерялся след, а тех, кого уж нет, насчитали, только из нашей группы «А», 9 человек. Они ушли, оставив после себя, уж непременно, добрые дела и добрую память. И все они остались в истории нашего факультета, как и многие преподаватели, работавшие в наше время и все последующие годы.

 

Работа – это жизнь

Приверженность к архивным исследованиям привела меня после окончания университета (1960 год) в Государственный архив Пермской области (ГАПО) на должность научного сотрудника. Конечно, этому значительному статусу я тогда не соответствовала, и мне пришлось серьёзно учиться премудростям архивного дела. Меня под свое крыло взяла Наталья Дмитриевна Аленчикова, прекрасный специалист, закончившая Московский историко-архивный институт и ставшая в пермском архиве опытнейшим работником и известным краеведом. Она стала для меня наставницей не только в архивном деле, но и в жизненных вопросах, что было ценно для вступающей в самостоятельную жизнь молодой девушки. Я благодарна ей за всё это и по сей день. Свою долю в моё становление как архивиста внесли и другие сотрудники архива – Л. А. Трефилова, И. Г. Горовая, М. Н. Царт, за что я им также признательна. Овладение навыками обработки документов, их исследования помогло мне в будущем в научной работе и преподавании.

Осенью 1962 года я была зачислена в аспирантуру по кафедре истории СССР по рекомендации Ф. С. Горового. Научным руководителем мне определили доцента Вячеслава Григорьевича Черемных. Позднее он защитил докторскую диссертацию, стал профессором, с 1968 г. возглавил выделившуюся в самостоятельную кафедру истории СССР советского периода (так она сначала называлась, а потом стала кафедрой истории советского общества, а еще позднее – кафедрой новейшей истории России). Тему кандидатской диссертации я придумала сама – «Завершение социалистической реконструкции сельского хозяйства Урала в 1932–1937 гг.» А без официозного наименования это означало – завершение коллективизации на Урале в указанные годы. Применительно к этой проблеме данный период был почти не изучен, свердловские историки во главе с проф. Н. В. Ефременковым подробно исследовали тему только до 1932 года. Меня привлекла история коллективизации ввиду сложности и многогранности этого процесса, присущих ей драматических коллизий, наличия многих «белых пятен». Хотелось самой разобраться в том, «как это было».

При разработке темы встретилась со множеством трудностей. Больше всего меня, неопытного исследователя, смутило несоответствие фактического материала тем сюжетам и выводам из истории коллективизации, которые преподносились в печатных научных трудах и учебниках. Открылось много ранее неизвестного о самом ходе коллективизации, методах её проведения, последствиях и результатах. Особенно поразили сведения о массовом голоде и бегстве крестьян из деревни в 1932–1933 гг., фактах принуждения и жестокого насилия над ними далеко за пределами официально признанных и якобы исправленных «перегибов», имевших место в начале коллективизации. Не соответствовали официальные рапорты об успешном проведении коллективизации реальной картине состояния сельского хозяйства Урала и страны в целом в изучаемый период. Возникало много других несоответствий, вопросов. Не на все вопросы и проблемы находились ответы в источниках, многие материалы были закрыты для исследования. Старшие же товарищи на мои вопросы давали завуалированные или стандартные ответы. Становилось ясно, что не всё обнаруженное в документах следует преподносить открыто. И всё же ряд моих «открытий» я рассмотрела и обнародовала, что вызвало неприятие и острую критику.

Всё это затянуло выполнение диссертационной работы. К тому же произошли перемены в моей личной жизни. В мае 1962 года я вышла замуж, началась семейная жизнь. К окончанию аспирантуры я диссертацию не подготовила, и на защиту вышла только в 1969 году. Проблематикой диссертации занималась все 1970–1980-е годы, в это десятилетие начала сотрудничество с сектором аграрной истории при Уральском отделении АН СССР, опубликовала ряд работ в совместных изданиях. В 1990–2000-х годах включилась в разработку истории политических репрессий в уральской деревне.

С осени 1965 года стала работать ассистентом на кафедре истории СССР. После защиты диссертации была переведена на должность старшего преподавателя (в декабре 1970 года), а в 1973 г. на должность доцента (учёное звание доцента получила в 1975 года). В связи с болезнью основателя кафедры истории СССР советского периода и её заведующего проф. В. Г. Черемных временно была назначена исполняющей обязанности завкафедрой (на 1973–1974 учебный год). Затем нашей кафедрой стал заведовать И. С. Капцугович, бывший также деканом факультета. В 1979 году он стал ректором педагогического института и оставил кафедру, В связи с этим я была назначена заведующей нашей кафедры, в 1980 году избрана на эту должность по конкурсу и находилась в этом качестве до 1984 года.

С 1984 года кафедрой заведовал Ганс Салимович Мурсалимов (до 2000 года), а после него и до сего дня – Игорь Константинович Кирьянов, (пришедший на кафедру в 1980 году), декан факультета. Первоначально наша кафедра была немногочисленна, долгое время количество преподавателей не превышало 6–8 человек. Однако это коллектив единомышленников в отношении к своему делу – в научном творчестве и в преподавательской работе. У кафедры свои традиции, свой стиль работы. Это – взаимопомощь, дружеское отношение к коллегам, доброжелательность, особое внимание к молодёжи – аспирантам, начинающим преподавателям. На кафедре всегда творчески и заинтересованно проходило обсуждение подготовленных трудов – статей, книг, диссертаций. Всегда сочувственно переживались личные и коллективные достижения, всегда была товарищеская поддержка и помощь.

Доброй памятью хотелось бы отметить уже ушедших членов кафедры – В. Г. Черемных, Ф. А. Александрова, П. И. Хитрова, Е. М. Мильман, и особенно В. Н. Устюгова. С Василием Николаевичем меня связывало многое – долголетний тандем в преподавании курса истории советского общества, взаимопонимание и взаимоподдержка в разработке концептуальных и методических подходов, личная симпатия и большое человеческое уважение – к педагогическому таланту Василия Николаевича, его творческим способностям (он хорошо рисовал), его гражданскому мужеству, тёплой душевности. После ухода Василия Николаевича моим сотоварищем по преподавательской работе стал Леонид Аркадьевич Обухов («напарником», по аналогии с американскими фильмами о коллегах-полицейских). С ним также получилось содружество в разработке читаемого курса отечественной истории, уже применительно к условиям и возможностям современности. Этому способствовали и близкие аспекты наших научных исследований, в частности, проблемы политической истории страны в ХХ веке, особенно история политических репрессий. В 2004 году мы вместе приняли участие в документальном труде «Политические репрессии в Прикамье. 1918–1980-е гг.». Очень признательна Леониду Аркадьевичу за многолетнее творческое сотрудничество.

Традиции кафедры поддерживались при руководстве ею Гансом Салимовичем Мурсалимовым (с 1984 по 2000 год) и продолжают развиваться при Игоре Константиновиче Кирьянове. Сложился многоуровневый, в возрастном плане, работоспособный, творческий коллектив, где старшие коллеги выполняют роль наставников для идущих следом более молодых, а молодые вносят креативную струю в жизнь кафедры. К чести кафедры, в её рядах 4 доктора исторических наук, чередой зреют кандидаты, имена многих коллег известны в городе, крае и за его пределами (перечислять не буду, ибо это всем известно). Горжусь тем, что немало лет работала вместе с такими замечательными людьми и как-то была причастна к их успехам, к общению со всеми ими.

15.03. 2016.

Магдалина Александровна Иванова, доц., к.и.н.