AsidorchukovАндрей Викторович Сидорчуков
– выпускник исторического факультета ПГУ 1979 года.

По окончании работал по распределению в Вогульской/Романовской школе Усольского р-на. Далее трудился в СШ № 25 г. Перми, в системе профтехобразования, в том числе в областном управлении профтехобразования, в Пермском техникуме железнодорожного транспорта, в Пермской городской Думе. Последние 20 лет работает в малом бизнесе.


Первая горьковская эпопея истфака

С дотошностью историка укажу, что событие, о котором я собираюсь поведать, произошло в 1977 году. Для меня, безмятежно отдыхавшего дома на берегу Чёрного моря, всё началось с телеграммы из родного деканата. Дословный текст не помню, но суть была в следующем – мне необходимо было прибыть на факультет несколькими днями раньше, чем заканчивались каникулы. Не буду сейчас описывать все сложности с обменом авиабилетов на рейс Сочи-Пермь в конце августа, скажу одно, я выполнил указание деканата.

По прибытии в деканат факультета вся интрига столь спешного завершения каникул была раскрыта. Её нам поведала секретарь деканата и по совместительству для большинства студентов факультета «мать-наставница» Юлия Игнатьевна Симонова. Мне и ещё нескольким моим однокурсникам следовало отбыть в составе группы студентов-историков в город Горький для работы на Горьковском автомобильном заводе. Узловыми в этой информации были 2 момента: мы, четверокурсники, едем в качестве старших в составе группы в 50 человек и едем вместо колхоза, то есть в сентябре. Возражения не принимались, да их особо и не было, так как тогда предстоящая поездка воспринималась нами как некое приключение в череде будничных событий.

Провожать на вокзал наш десант пришел сам декан – И. С. Капцугович. Всё-таки впервые на факультете такое событие случилось (надо заметить, что потом в Горький наши студенты стали ездить ежегодно в течение нескольких лет, но всё это было уже после нас). Отправляли нас в славный город на Волге, «где ясные зорьки», хоть и в плацкарте, но «Камой». Старшим с нами выезжал молодой преподаватель В. Л. Ефимовских. Дорога прошла практически незаметно. В Горький мы прибыли ночью, где-то в начале второго. Нас, хотя и обещали, никто не встретил. Все ночные звонки по имеющимся телефонам оказались тщетны. И мы стали размещаться до утра в зале ожидания вокзала. Час-полтора было всё тихо и спокойно, кое-кто из нас даже умудрился задремать.

Однако где-то часа в три на вокзал прибыл цыганский табор, численностью не меньше нашей. Сразу стало шумно и неспокойно. В отличие от нас, искавших себе свободные места во всём вокзале, эти прибыли явно домой, потому что сразу скамейками отгородили добрую половину зала ожидания, которую сонные пассажиры просто и без боя оставили на милость победителям. И уже через полчаса всё цыганское поголовье спало, уютно разместившись на принесённых с собой подушках, перинах-матрацах, укрывшись одеялами. Стало тихо, но как-то… не очень свежо. Надо заметить, что и без них воздух на вокзале особо не отличался горнолесной свежестью, а теперь стало совсем «душно». Так прошла ночь.

Наконец наступило неторопливое утро. Судя по появившемуся солнышку, день обещал быть хорошим, так оно и случилось. Забегая вперёд, скажу, что погода в Горьком нас жаловала весь месяц. Дождей было немного, а до холодов мы уже уехали.

Кстати, цыгане, также неожиданно и быстро, как прибыли, проснулись, уложились и отбыли в направлении известном только им. В девятом часу утра наконец-то и за нами пришёл автобус (или даже два, не помню). Мы загрузились и поехали на завод. Вначале в отдел кадров, а потом нас стали развозить по общежитиям. Первых увезли девчонок, а потом и нас. К нашему общему разочарованию нас поселили совсем даже не рядом. Девчонки стали жить в девятиэтажном доме, приспособленном под общежитие (огромный дом, где-то на 6–8 подъездов, в которых жили исключительно приезжие работники).

Парней же поселили в чисто мужское общежитие в автозаводском районе. Как оказалось позднее, в бытовом плане нам повезло гораздо больше. И хотя девчонки жили в отдельных квартирах по несколько человек (в зависимости от количества комнат) со своей кухней и туалетом, но, тот факт, что этот дом был целиком заселён приезжими, спокойным их житьё назвать было нельзя. Здесь надо сразу сказать, что в то время на ГАЗе, особенно на сборке грузовых автомобилей, большинство работающих были иногородние. По нам можно было изучать географию, причем, не только России, но и всего Советского Союза. На завод тогда направляли, как на практику, учащихся и студентов всех профтехучилищ, техникумов и вузов, которые имели хотя бы какое-то отношение к авто специальностям. А это и был весь Союз.

Причём, это только мы приехали всего на один месяц, остальные там были от двух до шести месяцев. Не буду сочинять относительно прибалтов, но Кавказ и Средняя Азия были представлены на заводе достаточно широко. Отсюда постоянные конфликты в любое время суток, но особенно ночью. Вот нашим девушкам этого всего досталось сполна. В нашей же общаге жили в основном приехавшие на работу парни из Горьковской области, молодые семьи и мы. Прямо перед нашим общежитием была вполне приличная столовка и магазин. А уже в первый вечер (от комсорга общежития, который счёл необходимым к нам зайти и познакомиться) мы узнали, что наше общежитие являлось победителем чего-то там и носило звание «образцового». Короче, наш быт был очень даже сносным.

Уже на месте мы от своего преподавателя узнали, что отправили нас всех не в качестве поощрения, хотя отчасти это воспринималось многими именно так, тем более, что отбирали достойных, да еще вместо колхоза. Именно там мы и поняли, что в колхозе была бы «халява», а здесь надо работать и сачковать не придётся, т.к. работа на конвейере этого не допускает. Во всяком случае, можно было что-то не докрутить или не докачать (наш брак потом исправляли рабочие-дефектовщики, которые без работы точно не сидели), но во временной норматив мы были обязаны укладываться. Это только на первый взгляд казалось, что конвейер ползёт, на самом деле он двигался быстро (для нас – особенно быстро) и чтобы всё успеть, надо было делать многие операции бегом.

Работать нас определили в ЦСГА (цех сборки грузовых автомобилей). Всех разбросали по конкретным рабочим местам и сменам, поэтому мы, проживая в одном общежитии, даже друг с другом не всегда виделись, а с девчонками нашими просто смены не совпадали. С нашего 3 курса нас было 7 чел. (четверо парней и трое девчат). Помню, что за всё время мы к ним сходили пару раз в воскресенье, да пару раз в город выбирались – один раз просто погулять, а другой – ходили на концерт во Дворец спорта. Может быть, это только у меня, основные впечатления от месячного пребывания в Горьком, остались совсем не от города, его Кремля, красивых видов, открывающихся в месте слияния Волги и Оки, а от работы на заводе. Поэтому дальнейший мой рассказ будет больше об этом.

Мы, однокурсники, трудились на ЛСиНК (линия сборки и накачки колёс), на разных конвейерных линиях, но зато в одну смену. У каждого была своя не очень сложная операция, но делать надо было всё быстро. Пожалуй, это было одно из немногих заводских производств, где работали кадровые рабочие, причём трудились они сдельно, в отличие от нас, «сидевших» на окладах, поэтому слово «выработка» для них не было пустым звуком. Соответственно, наша плохая работа отражалась на их заработке, поэтому они очень быстро дали нам понять, что и как. Нет, бить не били, просто доходчиво в перекур всё объяснили. Тяжело было начинать и входить в заводской ритм, не просто было работать в третью смену (даже, несмотря на многочисленные остановки конвейера), и особенно лихо (в любую смену) было трудиться в конце месяца, когда значение слов «давай-давай» удалось оценить по полной программе. Но в целом, скажу так, производство затягивает, а человек (даже если это просто студент, да ещё и историк, т.е. далёкий от производственной сферы деятель) привыкает ко всему. Вот и мы привыкли, и в большинстве своём трудились на равных, и думаю, что приобретённый опыт, не столько производственный, а чисто морально-психологический от работы в заводском коллективе, не пропал даром и многим пригодился в дальнейшей жизни. Надеюсь на это.

В те годы на ГАЗе собирали три модели грузовиков – ГАЗ-52, ГАЗ-53 и ГАЗ-66. Я работал на 53-ем. В цех сборки а/м «Волга» мы просто ходили сами – посмотреть что и как там. Кстати, с балкона цеха, где собирали легковые автомашины, понаблюдали за процессом «штучной» сборки нового отечественного лимузина – ГАЗ-14 «Чайка». В цех, где собирали БТР, к нашему большому сожалению, без специального пропуска было не попасть.

Во время работы питались мы, как и все заводчане, в заводской столовой или столовых, благо их было несколько. Меню расписывать не буду, ибо оно традиционное – первое, второе и компот, но вот по качеству приготовления, мы, особенно общежитские студенты, т.е. не избалованные домашней едой, сразу для себя отметили, что заводская еда была на порядок лучше той, которую мы имели в столовых ПГУ. Другим плюсом заводского питания оказалась цена, она была сопоставима со студенческой, но в силу приведённой выше причины, конечно же, приятно радовала.

Все детали и подробности работы описывать не буду, но кое-какие наблюдения сейчас постараюсь изложить. В частности, моя операция на линии заключалась в том, чтобы насадить обод на колесо и закатать его. Всё это делалось на специальной линии, на станках-полуавтоматах. Если колесо закатано правильно, то я его отправлял дальше по ленте на накачку, если был брак («незакатка» или «недокатка»), то я его тоже отправлял дальше, но мелом на нём ставил пометку (крестик) и это означало для следующего работника, что качать это колесо нельзя. Оно уходило по ленте-транспортёру дальше, где в конце его снимали и отправляли в брак, на разборку и повторную сборку.

За смену таких бракованных колёс было не очень много, но были. Расскажу об одном эпизоде. В тот день я, увидев перекос и «незакатку» колеса, пометил его и отправил как обычно дальше. Мой напарник и однокурсник С. каким-то образом просмотрел мою метку и подсоединил шланг к этому колесу. Автомат стал его накачивать, и через некоторое время это злополучное колесо раздулось до больших размеров.

В этом месте как раз следует отметить, что самый простой способ обратить на что-то внимание среди заводского шума – это свистнуть. Обычного крика, как правило, бывало недостаточно, а вот пронзительный свист проходил.

Теперь можно продолжить про колесо, рассказ о котором я прервал отступлением. Итак, кто-то из рабочих увидел раздувшееся колесо и стал свистеть, чтобы обратить на него внимание оператора. К слову, свистел не он один, я тоже присоединился к этому процессу, но мой горе-коллега был занят работой и не сразу отозвался, а потом не сразу сообразил, что надо делать. Спустя мгновение, зачем-то полез на ленту, чтобы отсоединить шланг, хотя надо было просто отключить подачу воздуха, не сходя с места.

Самое замечательное в этом рабочем эпизоде было то, что он… не успел добраться до колеса, которое в связи с перекачкой в результате просто взорвалось. Нет, не просто взорвалось, оно рвануло так, что все очевидцы этого потом, думаю, были благодарны своему везению. А особенно благодарен был С. Куски резины полетели в разные стороны, при этом благополучно минуя виновника ЧП. Вырванный обод тоже полетел, но удачно в ту сторону, где находилась неработающая в эту смену аналогичная линия. После взрыва колеса наступила тишина, которая была «слышна» даже, несмотря на шум конвейера. С. на пару дней оглох, но потом всё прошло. Короче, можно сказать, легко отделался. В лучшем случае, если бы он сунул тогда руку к шлангу, ему оборвало бы пальцы, о худшем думать не очень хочется даже сейчас. Кстати, по-моему, через год или два после нас, при аналогичном ЧП нашему студенту-историку все-таки оборвало пальцы.

Вообще-то за тот месяц, который мы там работали, на заводе произошло не одно ЧП (наше даже не фиксировалось), из них три со смертельным исходом. Причём одно у нас на линии, только в первую смену. Погиб, кстати, не временщик, а кадровый рабочий. Расследование показало, что виноват сам, так как пренебрёг техникой безопасности, но все понимали, что его действия были следствием, а причиной была всё-таки недоработанная линия, которую каждый работник, в целях экономии пресловутого операционного времени на своём рабочем месте, доводил «до ума» как мог. Например, как в случае с погибшим рабочим, вставляя спичку, зажимая тем самым кнопку для продолжения операции всегда в режиме «готово».

Своим ударным трудом, кроме зарплаты конечно же (к слову сказать, у меня она составила 156 руб., поэтому при размере стипендии в 40 руб. я, по возвращении домой, чувствовал себя чуть ли не «сказочно» богатым), мы заработали для своего вуза две машины – ГАЗ-66 для военной кафедры и ГАЗ-53 – для хозяйственных нужд, которые пришли в Пермь вслед за нами. Обратно нас отправляли по желанию – поездом или самолётом. Конечно же, некоторые, включая и меня, выбрали самолет. Помню, что в аэропорту мы просидели лишних несколько часов, ожидая рейс Рига-Горький-Пермь, но, в конечном итоге, улетели и, безусловно, прибыли домой раньше тех, кто сэкономил на билете (до самолетного билета надо было доплачивать самим). Впечатлений у нас, вернувшихся из Горького, было много, и мы ещё долго делились ими с однокурсниками. Кстати, а колхоз у них оказался не очень удачным, за исключением того, что домой они вернулись раньше нас на целых десять дней.

А. В. Сидорчуков
(непосредственный участник эпопеи)